Пыхнем ненавистью на Достоевского. Возможно, не как на личность, а как на отдельные черты и проявления. Но и - для неуклонения от восприятия целостной личности, неуклонения от выражения отношения и оценки именно человека, воткнем высказанную ненависть в нашу картину этого человека.
И - почему кто-то, пусть называемый и признаваемый "великим", должен избежать того отношения, которое не только признается могущим быть в отношении других людей, но воспринимается необходимым в отношении - заслуживающих такого отношения?
Пыхаю от сознания своей отдаленности от всякой гениальности и в силу боли сознания этого... А может - в силу непризнания за гением освобождения от необходимости быть человеком.
И - не являются ли признающие кого-то за гения - любующимися и на него, и на себя, как на признающими гения и тем осиянные его гениальностью, тащащиеся с такого рода приближения к фетишу гениальности?
Не честнее ли, и не ближе ли к природе (явления) не признавать гениальность за тем, в те его мгновения, когда он не гениален? И не есть ли правда, и художественная, и иная, - признавать низкое за низкое? И не есть ли такая правда - необходимость?
Достоевский был велик?
Мое личное дело, признавать ли его за такового или нет. И мое дело высказывать ли о таком моем признании его в данном месте. Или здесь я хочу только охаять его.
При соблюдении мною принятых в данном месте образцов и рамок, я могу себе позволить высказать - не весь ли спектр взглядов?
Я оскорблю кого-то, выказывая столь низкую оценку "великого писателя"? Не сотворить кумира - не является ли это чем-то небессмысленным?
Оплевывать, кого бы то ни было, не считаю ни полезным, ни приятным, ни нужным.
А истину, какой она тебе представляется (ну не чужими же представлениями, вечно, пользоваться (пусть для многих быть культурным человеком - это именно пользоваться не своими, а принятыми в данной культурной среде, в данный момент, мнениями, взглядами, оценками)) высказать можно осмелиться. Особенно, когда считаешь, что вне зависимости от источника истины (пусть такого жалкого, как старый пьянчуга не совсем ерпейского происхождения), что истина - всегда ценна, тенью ли от камня она производится, звуком ли неизвестного происхождения.
Итак, Достоевский неправ. Неправ, часто, гнусно.
Доказывать это, его гнусность, нет интереса.
Знать, что он бывал гнусен, в чем, и что производила и производит сия гнусность (отражаясь в людях, читателях), представляется полезным.
Так вот, именно полезность людям знать истинное, и для лучшего их манипулирования собой и средой в потоке жизни (на путях взращивания себя, и мир, к большему совершенству), и для лучшего понимания, проникновения, в т.ч. и в прекрасное, отделяя то, что прекрасным являться не может.
Слеза ребенка, стоящая слез миллионов, детей и не детей. Да. Особенно слеза царственного ребенка, всегда более трогающая чувствительные души против слез гораздо более презренных, менее милых видом особей. (но оставим критику пышных фраз)
Речь, однако, всего лишь о нескольких строках Достоевского в романе-сказке "Братья Карамазовы" (оторванность некоторых линий сюжета от других, его же, линий, поведения героев от возможностей героев с приданным им строением личности, ставят, для некоторых чрезмерно щепетильных адептов истины, сей роман много ниже, в художественном и прекрасном отношении, "Идиота").
Описание глумления, или как это милее назвать? ерпея над ребенком, которому он отрезал пальчики, и пр. манипуляции ерпея над младенцем, подробно, возможно и сладострастно, описываемые в романе ("Карамазовых"), даже если бы сценка эта относилась автором только ко сну, или к бреду, экзальтированной девицы, своим художественным напором (и выпуклостью) подвигает к определенному восприятию ерпеев. Совсем не чуждому автору романа.
Злость ненавистью, а истина есть.
Кто не имеет страсти видеть истину независимо от своих глобальных установок, может воспылать (должен) тихой зрелой ненавистью культурного убежденного (в мерилах, принятых в отстоявшейся культуре) человека к невеже, могущему так нести на недосягаемого, для него, громадного писателя.
Зачем покрывать Достоевского?
Для меня такое покрытие - принижать истинно в нем большое.
Знать истину - может это есть рецепт преодолевать имеющиеся мерзости жизни?
Не услаждать себя смакованием сих мерзостей (в чем я готов упрекнуть Достоевского за описание сценки умерщвления жилом ребенка), а принятие во внимание существование таких-то мерзостей и пороков, и, при возможности, - следование путем, могущим доставить средства для искоренения сих нежелаемых явлений.
Упоминаемый грех Федора Михайловича:
"Алеша, правда ли, что жилы на Пасху детей крадут и режут?
- Не знаю.
- Вот у меня одна книга, я читала про какой-то где-то суд, и что жил четырехлетнему мальчику сначала все пальчики обрезал на обеих ручках, а потом распял на стене, прибил гвоздями и распял, а потом на суде сказал, что мальчик умер скоро, чрез четыре часа. Эка скоро! Говорит: стонал, все стонал, а тот стоял и на него любовался."
Очень убедительно, ненавязчиво описано.
Без понимания написавшего - как сие отразиться должно на читателях многих, само описание сие, само упоминание о таких делах как о чем-то, могущем производиться в то историческое время (настоящее время для современников, и не столь уж далекое от нас), есть возведение данного действия в возможное к совершению для ерпеев.
Имеющим иное мнение о сем эпизоде, и в силу осенения благородным ликом великого писателя... да свершится над каждым ему дарованное.