Автор-то выдает не понимая всего, что выдал. Прочувствует, увидит картину, и выложит. А объяснить не сможет. А начнет - не то. Не философ, чтобы в обязательном порядке. Потому существуют (пусть в подавляющем меньшинстве от существующих) критики интересного накала. Добролюбов, Белинский. Не в школьном контексте ежели посмотреть, то интересно люди писали, интереснее, чем авторы в иных местах. Базаров и прочие отцы и дети скукотища и ложь, под схему потому что подогнанные. А критик объясняет, и становится ясна и благородная мысль автора, и благие намерения, и красота задуманного. Неосуществленного, но все и не получится, завсегда, осуществить.
А Тургенева, к примеру, любить надо не за программное, а (и обязательно вне программы потребляемое, по духу, на сегодня возжелавшему) за "Дворянское гнездо", вместо "Бежиного луга". Даже "Рудин", для приколистов по Достоевскому. А то помимо Му-му и Записок охотника Тургенева не видно.
Трудно понять, что в литературе не все гладко. Что из иных произведений стоит только часть малую брать, а остальное оставить спецам по литературе и психологии творческих и прочих личностей.
Достоевский?
"Братья Карамазовы". Брать сентенции Ивана.
"Идиот". Так же сентенции, князя, Лебедева. И раскрутку драмы. А первые 15 страниц, может, вобще созданы для того, чтобы отвадить от сокрытого в последующих публику легковесную, не должную принимать и не могущую верно принять суть романа.
У Маяковского есть лирика, настоящая. Увидеть его как поэта по популярным публикациям не получится. И детям он хорошо писал, не мог детям врать и издеваться.
У Чехова, помимо полюбившейся широкой публике (после народного толкования в фильме (см. "Мой ласковый и нежный зверь")) "Драмы на охоте", вне школьных стен восприниматься могут выше любого экзистенциализма и прочего, многое. "Черный монах" тоже проповедывался с экранов, мало кто понял, верно, что это из Чехова. Но "Бабье царство", "Зеркало" и многое. ("Палата № 6" и "Дама с собачкой", если сжато, скромно, шопотом, тоже)
Лесков. Помимо "Левши" и "Леди Макбет Мценсокго уезда".
Мамин-Сибиряк. Не только "Серая шейка". "Приваловские миллионы" и т.п.
Мельников-Печерский. "Красильников", ...
Экзюпери. То ли "Планета людей", то ли "Военный летчик". "Маленький принц" тоже только в сентенциозных диалогах, с монологами при них, высок. Остальное не для всех.
Пастернак. У поэтов если 2 стиха хороши, достаточно. Остальное можно не замечать.
У Долматовского есть "Каменщик". Просто, без претензий, но поэзия. И казачьи песни писал. Как Розенбаум. Кому-то понравятся. Кто-то убить захочет (не по праву, ясно, писали).
Заболоцкий. Журавли, Волки (где полетел серый вверх пузом изучать геометрию неба. Видел тоже в волках поэт глубокую суть, им, как животным, и не присущую, может. Но принимаемую и дающую человеку.)
Ваншенкин. Одно найди и поклонись.
Симонов. О нехорошем человеке, по просвещенному мнению, Мате Залке (еврею, коммунисту, извергу и вешателю) стихи настоящие. Суркову, "Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины... Как шли бесконечные злые дожди.." - "Жди меня", затерли, слушать надо ,читая в темноте, самому, где-то в чулане, как шепот твой внтуренний разносится. А то, иначе, греметь будет тихий стих разорительными воплями любящих его прокричать со сцены, с завываниями и выпученными глазами. Наименьшее из такого представлено в "Тени исчезают в полдень" (которые есть спекуляция на многом, и на любви к сибирской природе в т.ч. Сериал (мать его). Дурь, мультики. Культовые сцены разможжения головы председателю Марье и т.п. Зверюги дисснеевские, с именами и рожами карикатурными, с произношением имен и кадрированием рож. И деятели всех типов, обязательных в подобном деле. Шуты нудные, Митька с другом толстым, что сомневается. Опускают народ такие приколы. Дураками делают. Как примитив с эстрады. Приучать народ можно ко многому, к "Полю чудес". Он привыкнет, сойдет на уровень предлагаемый. А дальше что с ним делать? Он .же не способен ни что становится, не понимает уже серьезного, настоящего, глубоко и принимает за жизнь кукол на любом пъедестале и без оного (Горбачева и т.п. во веки веков, любой хоровод бесконечный дураков, мракобесов, гадателей, пророков и просто дураков-болтунов, без слов, с одним бульканьем. Но приучили народ, и все ему как настоящее). Примечание: Симонов, как многие, свое читал, с эстрады, плохо.
Светлов. "Гренада", если, опять же, тихо (все исполнения имеющиеся, крме тех, которых не найти, со сдвигом в самые разные стороны. От крика пафосного, до шепота напряжного). Как усатые тигры прошли к водоопою за Маросейкой тоже годится.
Андреев. Не читайте "Жихнь Всилия Фивейскиго", коли и так неустойчивы. Но в сказках про Сатану дается аллегория человечески важного.
Бунин? Нехорош (как личность. Есть такое мнение?). Но "Дурочка", "Темные аллеи" и "Легкое дыханире" - нароные вещи. Их бы в избе-читальне читать. Или в чайной, как у Василенко в "Заморыше". (Ест у Бунина вещи тмные, липкие. Вроде не очень, априсмотретьсЯ, прислушаться к впечатлению, внутреннему чувству, понять. В себе неверное выдавал на поверхность, приглаживал, и поается к столу души. Кушай душа. Как что?)
И "Браслет" Куприна туда же (г.е. к "Темным аллеям").
А Паустовского, который тоже по Крыму шлялся, но улыбался на стаканы в руках дающего, меньше Куприна, можно порекомендовать "Черное море". Про людей он там пишет, про Грина. Живое. Остальное его - как смущаясь лепит, но от смущения проговорить не может, только лепет.
О Грине. Лучше уж Паустовский о нем.
Человек был очень хороший, а ничего своего, что хотел и должен был передать, не смог. Романы - жалкие. Только намеки в отдельных полустроках (за чтороманы и читаютсЯ, намеки-то на большое. И частые, пронизано ожиданием большого. И до конца, кажущиеся длинными от пустоты их, роман ычитаешь, итак и не плучаешь обещанного в намеках, в личностях героев прежде всего. Потому что о людях Гин писал, не о кораблях, не фантастику. Он не был фантастом,. ОН был человком большой мечты. Большая - оэто о человеке, о добре в нем. И все у него об этом. Но не договорено, не досказано, недопоказано. Мутненькая очень во-многом, недопиписанная песня Высоцкого, где недопел-недопил, о Грине в т.ч. Очень не мог Грин досказать то, что хотел. И все жы выразил. Неуловимое, несказанное и невысказанное. Но чувствуется. ТИ чуствуют, и проникаются. А поймать, в словах, бразах, идеях не могут. И ошибаютсЯ, приписывая Грину разное. Не его. Романтику, фантастику, море. А он не о том.). Что-то в Бегущей, что-то даже в Блистающем мире. Очень неинтересно в феерии. Золотая цепь - муть. И только в рассказах есть живое, такое настоящее в Грине, что к нему и тянет (оно тянет, а не намеки малоразличимые в романах, намеки-то - именно об этом). Словоохотливый домовой, Штурман четырех ветров... Не Корабли в Лиссе и Битт-Бой, приносящий счастье (где смысл в глаукоме молочной железы оказался). Моряк и мечтатель под парусами из Грина не получился (а он и нетого исал в жизни, в людях он искал и желал, а не в море. Заменять не находимое в людях стихией он не мог.). В нем это осталось, внутри. А любил он людей, т.е. лучшее в них. Что у Паустовского выскочило точно: "Гарт посмотрел на женщину и увидел свет". Именно свет Грин в людях и видел. (Гарт - "...так это она меня Гартом называла." (Афоня (фильм тупой, фальшивый и скучный, но с тем же приколом - добрый, о людях - с добром. Которе ыв фильме, как раз хорошо выходит. Остальное, юмор (и что там еще можно найти) никакой. Где кажется, что юмор и хорош - это не юмор (Приятнейшее - едут на тракторе с Крамаровым. Так - хоршие, потому что нашелся у этого Афони, (который достал уже своей пустотой) друг, с которым он человек, и тот к нему очень по-человечески, живому (Брондуков с корефаном - не то, только тупо поржать, заставляя себя, иначе не смешно. "Два рубля..." Мелочь. Улыбнуться на секунду.) Добро, .. О тетке,умершей, вспомнил ему Крамаров, и стало по-человечески. Вот это и остается, у людей (зриетлей). А им кажется, что смешно. Что Крамаров смешной, что Ивана Ивановича Иванова смешно дразнят. Не смешно, а грустно, с ностальгией. Что ушло детство и многое. Что жив еще, чертушка, и приятно. А тетка умерла, не дождапась. Конек-горбунек.
Лирика у Данелии получается. А с юмором уме осторожнее бы. Лепит, не понимает, опускается и опускает (зрителя, не только фильм, что важно). И в "Мимино" так. А в "Не горюй" - там больше. Там фильм есть - как фильм. О чем-то. Не пустом. О жизни и о том, что в ней важно, не пустое. За чем живем. И есть с пустотой моменты. Но - не идеально. (бывают идеальные фильмы, очень похожие на идеальное. Но не в том суть, важнее большое дать, пусть в каких местах и напачкать.)
Хэм. "Прощай оружие" только когда он с дамой уже удрал с войны, и до конца. И со скидкой на выпендреж (перетащился с "Да, сказл я, Да, сказала она", и т.п. по чувству таски с себя (уводящее от сути)).
Чтобы поржать просто (1 -3 тысячи книг можно в жизни прочеть. 3 дня надо на толстую книгу, 100 в год, и читай 30 лет, с пропусками по году, и раз по пять-10 в жизни на душевные терзания) = 100х30= 3000. Тратить на тупые, если подумать, жалко. А стараться только лучшие - не жизнь, чем живое, тем, что рядом и живое, а гурманство, выжимки постоянные из лучшего). Но, однако, просто ржать -
Джером Клапка Джером, но не нудь в лодке, а в 5- раз веселее - "Трое на велосипедах" (только нападки на немцев искоренить как экстремисткие)(Да, для ленивых, или не тратящмхся на порожняк - найдите как дети дали поспать гостю. Очень милые отношения, особенно гостю к детям <ССЫЛКА>). И совсем просто ржать - басня об бульдоге под крепдешином у престарелой дамы ( это вообще-то сдуревшему (после многих лет критики высших, от страха возмездия) Задорнову, чтобы усикаться со сцены, корчиться, сладываясь до пола, захлебываться и умолять - да вы не смейтесь, дальше, дальше-то будет, там вот посмеетесь, и до показа своего зада в пример красного зада мартышки (макак-резуса)). Но посмотреть, на бульдога у Джерома (не Задорнова, его найдите 86-98 гг., может зауважаете его и себя (себя - за верное понимание)).
Жванецкий, Петросян - тоже только не позднее,очень выборочно. Когда не на мелких местах. Хванецкого - очень редко, кгда сам читает, хотя были моменты, не выражал чувств, смотрел в текст, на публику - редкоЮ, мельлком и с ерьезной рожей (тогда было на уровне).
Райкин - между моментами млодежного зазнайства - с 30 - до 55, т.е. до, когдпамлод и скромен, и после, кгда стар и мудр. Последние, когда совсем болен, тоьлко как - посмотреть на бывшео хорошим человека (Никакой он уже тогда. Еле функционирует.) В момнты зазнайства - как психлоглческий пример, до какого маразма доходит чнлеловек (кгда перестает заботиься о душе своей. Или - ззанайство - пут к маразму.У всех. Самое повседневное, самя причина у всех к маразму, анблюдается близко к 100 % живущих, оглянитесь вокруг, не избегая зеркал. Некоторые выходят, увидев себя со стороны. Некоторые остаюстя и доходят до патологического.
О душе. (О заботе о ней) Детская книжка Оскара Лутса "Весна". Прочие басни трилогии-квадрологии не смотреть (если не психологи искусства). Моменты надо привести - 3-5, чтобы прикололись, оценили, знали, что ждать, когда будете читать, пробиваясь через скучное для вас (лирику детских отношений и т.п.).
"До свидания, мальчики", Б. Балтер. Человек писал не великий, ташился, в книге и жизни, не с того (дурили на пляже любителей шахмат, героями бли в встречахс гангстерами, учились, дружили очень хорошо, как Леопольд с мышами), но имел в себе и в жизни ценое и еердать смог. Что хотел смог, что пытался намренно, лучше бы не пытался. Романтика,лирика, заключающася, том, что притягивает, что делает их нужными, в том человеском, чо настояще, что настоящая любовь, т.е. чень джоброе отношение к себе, другим и другому. И девка у него тошнаяЮ,груба и примитивна, и предатель и деревяшка. Но ов отношениях у них проскальзывало, и ускользало, большое. ПО жизни мирной и без расставанийтакие отношения заканчиваюся когда она уходит с крутым меном, который обеспечит, или с крутыми ребчтами, с которыми весел и круто. И проще, чем с этим рыцарем. Но и он уходит в жизни, с желанием более глубокого, ему ответного, чем она. Уходит не совсем ее придерживая - и потомУ, что нужна ему, тем хорошим, глубоким, что не было настоящим, не проросло у них и между ними, новсе старалось прорасти, все далкими ростками пыталось пробитьсЯ, иоттого и было таким хорошим, жалким и трогательным, которе потому и бросить нельзя, такое хорошее и сразу погибает,как отойдешь друг от друга на полшага, хоть мысленно, или энергитически. И уходя то в свое, которе только в нем, или к кому-то и чему-то, в чем есть его, близккое - нужное, он ее оставляет, в пустоте. И то видит это, то нет. И то пытается ее притянуть к своему, то нет, то не замечая ее отход,в пустоте зависание, то не желая (то тянуть ее насильно, то с обиды, что не ее это, или - что не хочет она, и то врет, что хочет, то уходит, то гордо, то с презрением, то с тоской). И на всех этих "то" не строится ничего, не растет. Уходят силы, оставляя бессилие и поломанную душу. Среда разводит, то в ней, что ближе одному, и нужно ему, и не нужно другому. На необитаемом острове такие жить могут вместе и быть счастливы. А по жизни им все: то кажется, то в самом деле - лучше идти к разные стороны, к разному, обоим одновременно не нужному.
(По материалам фильмов, сказок и даже очень серьезных книг (Анаксагор и Анаксимен, Платон, Аристотель, Спиноза, Кант, Фейербах, Лейбниц, Ницше, Сотни три 19-21 веков.)